Просто. О чуде.

пятница, 15 сентября 2006

20:23

Сидим всю ночь, болтаем, курим, считаем мертвых и ждем утра.

Алешка сидел на подоконнике и ковырял корку на разбитой коленке. За стеклом сыпал дождь, и если прижаться к окну носом и щеками, можно представить, что нет комнаты и подоконника, а есть стылая палатка, кипящая река вдалеке и папа в капюшоне и с удочкой. Он и представил. Правда папа уже давно-давно живет в другом доме и берет с собой на рыбалку другого мальчика. Тот, другой, обзывает Алешку «жадиной-говядиной» и «ябедой», больно дерется, и еще у него колючие черные волосы и выпали передние зубы. Но наверное он лучше, раз папа живет с ним и с той чужой тетей. Алешка упорно расцарапывал колено и ждал, пока пойдет дождик не простой, а грибной и морковный, как в мультике. Он всю свою жизнь ждал чуда.

В соседней квартире жила старушка, которая всегда мерзла. Она даже летом ходила в толстых серых носках и трех свитерах. Да и то если выйдет, то только на почту и в магазин. Старушка писала письма «на родину, в Ленинград», строчки разбегались к разным углам страницы и наплывали одна на другую- очки она потеряла еще прошлым летом. Ответа не было уже лет 30 и, грея замерзшие руки большой чашкой дешевого чая, она подумывала о том, что родные давно умерли. И сестра, и двоюродный брат. А у племянников просто нет времени ей написать, кто ж знает, как там, в Ленинграде сейчас живут… Но думать об этом было неуютно, старушка глубже прятала ноги в рваное ватное одеяло и вспоминала, как в молодости мечтала выйти замуж за летчика. У нее было любимое темно-синее платье в крупный белый горох и целая тетрадь стихов, посвященных ему, летчику. Стихи были о чем-то прекрасном и недостижимом. Старушка точно помнила, о чем. О чуде. Она всю свою жизнь ждала чуда.

Ее сосед пришел домой под утро, бросил рюкзак в угол комнаты и, не разуваясь сел на пол. Протянул руку, вытащил из чехла гитару и сыграл что-то старое из «Чайфа». У него есть девушка, которая хочет стать женой, родители, которые хотят, чтобы он нашел работу, брат, который хочет стать знаменитым, и музыка, которая никому не нужна. Никому, кроме него. И ему, кроме музыки ничего не нужно- ни работы, ни девушки, ни жены. Вот только почему-то совсем нет сил встать и приготовить завтрак, и даже просто представить, что будет новый день и какие-то там перспективы и какой-то там смысл существования и, возможно, какое-то там счастье. Он пытался сплести рифмы со струнами, пальцы на левой руке горели, как обожженные, он закрыл глаза, стиснул зубы и совсем не по-мужски завыл. Но стыдно не стало. Легче тоже. Он смотрел в темный провал потолка, в котором пищали комары, и пытался понять- зачем он всю свою жизнь ждал чуда.

Соседка проснулась слишком рано и тут же захлебнулась бытовыми заботами. Через два часа нужно будет сварить мужу кофе с корицей и сливками, через три- старшему сыну выжать апельсиновый сок, через четыре- младшего накормить яблочным пюре, через пять- отвезти старшего в бассейн, младшего- в поликлинику, вернуться, приготовить обед и… Пять лет назад во дворе университетского общежития она пила портвейн и ловко гвоздем на деревянном столе выцарапывала портрет сидящего напротив мальчика-хиппи. Мальчик же вытирал о джинсы потные руки и обещал себе, что вот сейчас, именно сейчас, наберется мужества, соберется с силами, и скажет ей, этой рыжей веснушчатой художнице-третьекурснице… Она подмигнула и заявила, что объедет весь мир автостопом, выучит восточные языки и войдет в историю как известнейший художник XXI… Прошлепав по холодному полу к шкафу, она недоверчивой рукой достала альбом и, стараясь не разбудить мужа, прислонившись спиной к батарее, карандашом вспоминала четкие скулы мальчишки-хиппи. Она ведь чуть не забыла, что всю свою жизнь ждала чуда…