Сидим всю ночь, болтаем, курим, считаем мертвых и ждем утра.
Посыпал мелкий снежок, потом прекратился, лишь ветер слабо раскачивал верхушки деревьев.
Трава, неопавшие листья, ветви – все поблекло, посветлело от холода.
Но лес стоял еще большой, красивый, только пустой и печальный.
Ворон сидел на суку и думал свою старинную думу. «Опять зима, – думал Ворон. – Опять снегом все заметет, завьюжит; елки заиндевеют; ветки берез станут хрупкими от мороза. Вспыхнет солнце, но ненадолго, неярко, и в ранних зимних сумерках будем летать только мы, вороны.
Летать и каркать».
Надвинулись сумерки.
«Полетаю», – подумал Ворон. И неожиданно легко соскользнул с насиженного места.
Он летел почти не двигая крыльями, чуть заметным движением плеча выбирая дорогу между деревьев.
«Никого, – вздыхал Ворон. – Куда они все попрятались? « И действительно, лес был пуст и сир.
– Сер-р-р! – вслух сказал Ворон. Он опустился на старый пень посреди поляны и медленно повернул голову с синими глазами.
– Ворона, – сказал Ежику Медвежонок.
– Где?
– Вон на пне.
Они сидели под большой елкой и глядели, как лес заливают серые сумерки.
– Идем, – сказал Медвежонок. Они вылезли из-под елки и подошли к Ворону.
– Скоро стемнеет, – сказал Ежик. – Ворона, идемте чай пить.
– Я Вор-р-рон, – медленно, хрипло сказал Ворон. – Я чая не пью.
– А у нас – малиновое варенье, – сказал Медвежонок.
– И грибки!
Ворон смотрел на Ежика с Медвежонком старинными, каменными глазами и думал: «Э-хэ-хэх!..»
– Я чая не пью, – сказал он.
– Медом угощу, – сказал Медвежонок.
– А у нас и брусника, и клюковка, – сказал Ежик. Ворон ничего не сказал.
Он тяжело взмахнул крыльями и поплыл над поляной. В густых сумерках с распростертыми крыльями он казался таким огромным, что Ежик с Медвежонком даже присели.
– Вот это птица! – сказал Медвежонок. – Будет она с тобой чай пить!
– Это он, Ворон, – сказал Ежик.
– Все равно птица. «Позовем, позовем!» – передразнил он Ежика. – Позвали.
– Ну и что? – сказал Ежик. – Он привыкнет. Представляешь, все один и один. А в следующий раз – обязательно согласится…
Уже почти в темноте Ворон летел над полем, видел какие-то далекие огоньки и почти ни о чем не думал, только широко и сильно подымал и опускал крылья.
Сидим всю ночь, болтаем, курим, считаем мертвых и ждем утра.
А я теперь сплю с лучшим мужчиной на свете. А точнее в нем.
Правда он уже умер...
Фу, какая пошлятина получилась.
И хожу везде с ним. С Че.
Ибо получила посылку. Герси, знаешь...так неожиданно. Честно. Даже и не ожидала...
Событие не омрачено даже тем фактом, что милый мой брат умудрился запрятать квитанцию так далеко и так надолго, что и сам про нее умудрился забыть. Это он мне так сюрприз делает, видите ли...
Сидим всю ночь, болтаем, курим, считаем мертвых и ждем утра.
Когда придет октябрь, я куплю себе длинный-длинный шарф и положу в сумочку сборник японской лирики, чтобы казаться чуть романтичнее, чем есть на самом деле. Найду старый плейер. Стану теплой и улыбчивой – у меня не бывает осенних депрессий. Буду до темноты и хрипоты говорить о Бродском, Довлатове, море на котором не была ни разу, рахат-лукуме и других вечных ценностях. Спорить о кубизме, кулинарии, воспитании детей и еще о многих вещах, в которых я ничего не понимаю, с кем –нибудь таким же несведущим, но азартным. Подолгу рассматривать ракушки, черновики, побрякушки, забытые в тетрадях записки, засушенные между страницами травинки-листочки – перебирать пальцами воспоминания. Читать по три книги параллельно – классику к семинарам и женские романы ака слеш для души. Разберу фотографии и разложу по альбомам, чтобы потом, переворачивая тяжелые листы, тыкать пальчиком – это Белгород, это Псков, а это Ярославль, Зеленоград, Старая Русса, Елец, Новгород. Взахлеб рассказывать о родителях, о своем котяре. Научусь варить глинтвейн. Напишу длинный рассказ и десяток глупых стихотворений о себе, любимой, и о сильном и опасном мужчине, который нуждался бы во мне, как в средстве заглушить боль. Попрошу научить меня играть на гитаре. Может быть, действительно влюблюсь.
Сидим всю ночь, болтаем, курим, считаем мертвых и ждем утра.
Однажды, в пасмурный день, когда я словно тень бродила по улицам города, я увидела такую картину. Маленькая девчушка, стоя с мамой около магазина, просила купить ей рыжую краску для волос. Причем, ее собственные волосы напоминали цветом парное молоко. Завороженная таким зрелищем, я подошла поближе, делая вид, что рассматриваю витрину. Сама же вслушивалась в этот странный разговор.
Девчушка капризным детским голоском по-прежнему просила маму о краске:
- Господи, ну зачем тебе это? - не выдержала, наконец, мама.
- Как это зачем?! - девчушка так удивилась вопросу, словно спрашивалось, зачем человеку воздух. - Ведь рыжие волосы приносят счастье! - и обратила взгляд на меня, словно искала поддержку в своих словах. Я, поразившись до глубины души, рассеянно кивнула и поспешила ретироваться. Помню, эти незамысловатые слова долго звенели у меня в ушах.
Придя домой, я долго крутилась у зеркала, рассматривала себя со всех сторон и решала, пойдут ли мне рыжие волосы или нет. Это была какая-то отчаянная попытка вырваться из тогдашней жизни - серой, неудачной… несчастливой до чертиков. Повторяя эту формулу счастья вновь и вновь, я решилась на смелый эксперимент. Скупив едва ли не всю рыжую краску в одном из магазинов - чтобы хватило надолго - мне казалось, что жизнь приобретет новый смысл.
На следующей неделе я ходила рыжая, словно апельсин и с нетерпением ждала счастья. Каждую секунду, каждое мгновение. Не спала ночами, потеряла аппетит - все ждала его. Но проходили минуты за минутами, часы за часами, дни за днями, а счастье все не появлялось. Я продолжала надеяться и красила волосы в еще более рыжий цвет…
Наконец, я стала напоминать солнце, а счастья все не было. Наоборот, моя жизнь стала хуже. Я не знала, чего ждала, лишь знала, что это будем моим истинным счастьем…
За те полгода я возненавидела рыжий цвет и перестала верить в мечты. Я снова стала брюнеткой и полностью изменила свою жизнь. Научилась всего добиваться сама. Конечно, мне было жаль, что мечты не сбылись, но я вынесла для себя один очень важный урок: у каждого свое счастье. Кто-то хочет быть рядом с любимым человека, для кого-то счастье - глоток воды или тарелка супа, а, может, какая-нибудь вещь или украшение…
Теперь у меня многое есть. У меня хорошая работа, любящий муж.
"А тебя все нет, счастье. Где же ты?" - повторяю я каждый день. Ведь, хоть у меня есть все, я не чувствую себя счастливой…
Иногда по воскресеньям, чтобы уйти от жизненной суеты, я забегаю в уютное кафе, которое стоит напротив того магазина. Попивая кофе, я пересматриваю свою жизнь и мечтаю о счастье. Я не знаю… не помню, что для меня - счастье, я лишь мечтаю о нем.
И до сих пор у меня перед глазами стоит тот день и та девчушка, наивно верящая, что счастье - в волосах рыжего цвета. Хотя, может, это и правда, ведь никто не знает, какое оно на самом деле - это счастье…
Сидим всю ночь, болтаем, курим, считаем мертвых и ждем утра.
Жизнь - это парадокс.
Ты никогда не сможешь понять её скотскую привычку переворачивать любое событие, чувство и слово с ног на голову. Поэтому стоит тебе полюбить, как он уйдёт. Стоит разлюбить - и он встретится на улице абсолютно случайно, корявыми рваными царапинами проходя по твоей душе.
Если тебе холодно, можно достать плед. Но когда тебя накрывает сотней одеял, трудно раскрыться и удрать. Зато тепло.
Я ни о чём не жалею.
Но одиночество - привилегия свободы.
И желание добровольно от него избавиться парадоксально.